Музыкой я терпеливо занималась до 4 класса. Потом, попав в руки к училке-садистке, занятия эти начала ненавидеть, сначала тихо, а потом и громко. Доходило до того, что порезала себе два пальца, чтобы на урок не идти.
Но моя мама происходила из «сталинской гвардии» и была глубоко убеждена, что я музыку обязательно полюблю, скажу ей (маме) «спасибо», и вообще – то, что начал делать, нужно доводить до конца. Супротив ее напора я была слаба – подчинялась и снова колотила по ненавистным клавишам.
И тут одна клавиша (до сих пор помню – «ля» малой октавы) стала безбожно фальшивить, а иногда и западать. Я тут же это использовала для тихой травли мамы, сидевшей в той же комнате за письменным столом. Дойдя до этой ноты, я лупила по ней изо всех сил, чтобы она запала, или повторяла ее несколько раз, восклицая: «Ну, разве на таком расстроенном инструменте можно играть? Это же кошмар!»
Достала я мать родную! Она начала искать настройщика пианино – но чтобы непременно с рекомендациями. Обзванивала методично всех знакомых, от А до Я, у которых тоже были инструменты, и расспрашивала. Почему-то у других инструменты настройки не требовали, и я уже была близка к победе – заявить, что на таком пианино играть невозможно и я этого делать не буду. Но на букве Э меня ждал афронт. У давних друзей Анатолия и Марины Эйдельманов оказался на примете чудесный настройщик пианино, о котором они отзывались с восторгом.
И вот он появился у нас дома. Небольшого роста, насупленный старичок, с камертоном и чемоданчиком инструментов. Оказывается, пианино – это вовсе не запаянный навеки ящик, оно открывается! Настройщик снял крышку, кусок стенки, ужаснулся количеству пыли в инструменте (а пыль в Ташкенте была везде) и спросил, есть ли жалобы на какие-то конкретные ноты. Я скорбно ткнула безымянным пальцем левой руки в жуткое «ля», и клавиша, как по просьбе свыше, запала и завыла нечто душераздирающее.
Настройщик был в полуобмороке: «Ну разве ж можно было до такого состояния доводить инструмент? Мастера нужно было вызвать давно!»
Мама интеллигентно, но со строгими глазами, спросила, в чем причина такого явления. Как-то ей настройщик это хитроумно объяснил, стало ясно, что это точно сделала не я своими руками, и мамины глаза оттаяли.
Оказывается, у нас слегка фальшивили еще четыре ноты – две в контроктаве, которой я совершенно не пользовалась, и две в третьей октаве, слегка-слегка, чего я еще заметить не успела. И вообще, сказал мастер, многие струночки нужно подтянуть, чтобы не возникли казусы в последствии.
Я вызвалась помогать мастеру – и он мне разрешил! То камертончиком давал постучать, то какую-то хитроумную отверточку подержать. Внутри пианино оказалось похожим на арфу, на которой я мечтала играть. И каждая струна звучала совсем по-другому, не закрытая футляром!
Добросовестный дедок провозился два часа. Мы с ним вместе собрали футляр пианино, и оно перестало быть волшебным.
Но я всегда помнила, что внутри инструмента скрыта сказка. Именно с этого дня я стала приличней заниматься – и даже окончила музыкальную школу без троек.
Надеюсь, что героиня статьи всё же сказала маме «благодарю» за то, что её приобщали к музыке. А то вон даже членовредительством занималась, так не хотела играть.
Часто взрослые стараются компенсировать свои невоплощенные интересы к чему-то в своих детях. Жаль, если эти интересы у детей и родителей не совпадают.